предание храма Пеесфа

Огилоз-тийа, в чем сердце горел огонь, говорил: «Не сотворены мы, подобно слуге из глины, не рождены зверьми, как люди, нет в нас гнили Цогн-рах, собственных детей пожирающих хуже свиньи – мы одни чисты, нам и быть первыми!» Но остальные слушали его в великом страхе и говорили меж собой: «Он прав, но глуп, ибо хочет крови». И многие ушли, говоря: «Кто мы, чтобы вставать против Цогн-рах? Кто мы такие, чтобы слушать, как зовет смерть безумец?»

И услышав это, сказал Огилоз-тийа: «Думаете, свою кровь алчу?» И ответили ему Шурхе: «За мысли твои кровью платить не желаем!» И видя их испуг, смеялся он. А они говорили меж собой: «Знать, безумен он, страсть разум помутила его, он во тьме бродит и нас за собой зовет, но не пойдем мы за мертвым!»

«Глупцы, неужто не ведомо вам что про чудо черепахи с лазоревым панцирем?» - возопил Огилоз-тийа, - «С ней верну я сильных, способных сражаться без мыслей, без платы, самих Цогн-рах, что пали в усобицах и чью плоть впитали черви, верну Я, и содрогнутся уцелевшие Цогн-рах, завидуя павшим! И Готси-лоз придет ко мне, и Эсил-ава, и многие безымянные, но ненавидящие». Дивились Шурхе речам его, и согласилась треть их.

Три десятка выбрал из них Огилоз-тийа, три десятка незнающих сомнений и страха, и были сердца их полны огнем и землею. Три десятка копий с лезвиями из слез Эжес-йут и три десятка палиц с навершиями из желтой кости держали они в руках своих, а прочего оружия без счета. И сказали выбранные: «Идем!» Но усомнился Огилоз-тийа, думая в сердце своем: «Не свернут ли эти, не откажутся, блеск серпов увидя, не побегут ли, меня покинув?»

И повелел Огилоз-тийа избранникам своим догнать ушедших и мужей их перебить. И догнали их у брода, и бились Шурхе против себя, а Цогн-рах радовались. И убили избранники великое множество своих братьев, и, опьянев от битвы, плясали на телах, отрезанными руками похваляясь. И понял Огилоз-тийа, что хороших помощников себе выбрал.

Повел он воинов своих по следу Йяся-йюх, и шли они неделю, и шли день. Пришли к ложу Эсил-ава, и повелел Огилоз-тийа принести жертвы красивейшей из Цогн-рах, и перебили зверей и птиц без счета. И поднялся к ложу Огилоз-тийа, и, одежды кожаные сорвав, омыл тело кровью зверей и птиц. И смолы зажег, и благовония трав в изобилии. Повелел он воинам своим отправиться к землянке Щолжэх-Тыч и выкрасть дивную черепаху с лазоревым панцирем. И пошли они, а Огилоз-тийа остался и молил Зорграто вернуть деву к жизни.

Шли воины Огилоз-тийа месяц и шли неделю и пришли к землянке Щолжэх-Тыч. Вошло пятеро самых отважных, в чьем сердце горел огонь. И всех пожрала Щолжэх-Тыч, напитав тела их ядом, раздробив кости, выпив души. И сказала «Хорошо». И вошли семеро самых осторожных, в чьих сердцах грохотали камни. И всех убила Щолжэх-Тыч, отравив разум их и зрение их, и усладившись воплями их, вскричала: «Хорошо!» Услышав крики, обезумели от ярости трое, в чьем сердце горел огонь, с воинственными кличами ворвались они в жилище Щолжэх-Тыч. И всех изменила Щолжэх-Тыч, обратив кости их в слизь, глаза в гной, кличи в стоны. И засмеялась, ибо была довольна. И хотели войти остальные, но услышав смех, испугались. И решили меж собой послать сильнейшего. Вызвался Сарпа-тийа, в чьем сердце грохотали камни. Лучшим из лучших был он в метании копья и в колесничном беге, отринув страх вступил он в жилище Щолжэх-Тыч. Двенадцать дней искал он хозяйку и устал. Стал он звать ее, но не вышла она. Тогда рассердившись, перебил он весь скот и птицу, а кости разбросал по жилищу. Тогда вышла к нему Щолжэх-Тыч, потрясая палицей из костей друзей его. В ярости великой оскорбляла она его. Метнул Сарпа-тийа копье и пробил ей глаз. И хотел убить, но пожалел. Встряхнул ее яростно и копьем замахнулся. Испугалась Щолжэх-Тыч и спросила у него, что ему нужно. И хоть жаль Сарпа-тийа было друзей, но помнил он о долге своем, и потребовал Сарпа-тийа черепаху с лазоревым панцирем. Согласилась Щолжех-Тыч и отправилась за черепахой, но, горя местью, отравила дыхание той, и такую, отдала Сарпа-тийа.

Возвратился Сарпа-тийа с черепахой, но взревновали его Шурхе и решили убить его, говоря: «Принесет он дивную черепаху с лазоревым панцирем и возвысится». Напали и убили его. Но девятерых забрал с собой к вратам Цафро, могучий Сарпа-тийа. Оставшиеся отправились обратно, но по дороге перессорились, и бились между собой пока один не победил.

Ослабевший пришел он к месту, где ждал Огилоз-тийа, и понял, что дыхание его на исходе. И так он сказал себе: «Что проку мне в милости Огилоз-тийа, коли мертв я?» И заставил черепаху исцелить себя, но умер, ибо та была ядовита. Услышав стоны его, сбежал Огилоз-тийа с ложа Эсил-ава, но не успел он, и умер последний из друзей его в мучениях. Но успел предупредить Огилоз-тийа о коварстве Щолжех-тыч. Заклинал не тревожить дивную черепаху с лазоревым панцирем, ибо порча на ней и искажение.

Не внял Огилоз-тийа предостережению последнего из друзей своих и заставил он дивную черепаху с лазоревым панцирем возвратить к жизни Эсил-ава. Отдала дивная черепаха с лазоревым панцирем остатки слюны, и восстала Эсил-ава к жизни.

Не видели обычного ее глаза, не вдыхали ее ноздри, не чувствовала кожа ее ни жара ни холода, была она жива и нежива. Огорчился Огилоз-тийа и заклал сотню животных, и птиц сотню заклал, и поил Эсил-ава жертвенной кровью, желая вернуть ей разум. Но тщетны были труды его.

Огорчился Огилоз-тийа, и помыслил он восполнить недостающее подобным. И заклал он детей слуги без счета и кровью их поил Эсил-ава.

Громко хохотали Цогн-рах, видя творимое им, но всегда глух катящийся в пропасть. И восстала Эсил-ава к жизни, но душа ее не вернулась, хоть и была рядом. Страшен был взгляд ее, и горела в нем жажда. И поил ее Огилоз-тийа жертвенной кровью в течение семи дней.

И насытилась Эсил-ава, и возвратилась душа ее, подняла она копье свое с наконечником из слез Эжес-Йут, и клялась не оставить в живых никого из детей слуги, ибо жаждой были ее мысли.

Ужаснулся Огилоз-тийа, ибо понял, что восстала не та, кого он желал.

И хохотал с небес Йяся-Йут, и плакала Эжес-Йут. И краснело небо и пал дождь из жаб. Взошла Эсил-ава на колесницу, украшенную цветами, поднимала рогатый лук, бьющий без промаха, и повелела Огилоз-тийа собрать Шурхе и подготовить сердца их для битвы.

Не посмел ослушаться Огилоз-тийа, ибо был в смятении. И созвал он две трети Шурхе, и подготовил сердца их для битвы. Вышли лучшие из лучших, достойные из достойных, в чьих сердцах горел огонь, грохотали камни, бушевали ветра.

Одетые в лучшие одежды, с поясами расшитыми жемчугом и лалами - стояли они.

В тиарах и оголовьях, украшенных драгоценными перьями многоцветных птиц - стояли они.

Умостив тела свои маслом и благовониями - стояли они.

Крепко сжимали их руки оружье сделанное лучшими умельцами кланов, из кремня и меди было их оружие.

Из белой и черной бронзы, из стали и слез Эжес-Йут было их оружие – и сердца их уподобились ему.